Будущего нет! Кошмар наяву - Страница 13

Толкнув Серого к двери, атаман быстро ополоснул руку под краном и вышел из туалета практически следом. Вовремя – в коридоре показались фигуры охранников.

– Почему не в кровати?

– Так ведь сказано было в туалет сходить, господин распорядитель.

– И что, всю ночь теперь по сортирам шариться? Быстро!

– Да-да, господин распорядитель, мы сейчас…

Они успели занять место в койках, прежде чем по проходу пинками и ударами дубинок прогнали оставляющих размазанные капли крови неудавшихся налетчиков.

Вслед тихо прозвучало издевательское смотрящего:

– На выход, с вещами. Фраера дешевые.

Серый попытался выразить вдруг наполнившую сердце благодарность:

– Смотрящий, я хочу это… спасибо тебе сказать!

– Че? Ты че, думаешь, я тебя защищал? Лох дубовый! Я хавчик наш халявный защищал, барахло чистое, да то, что нам за завтрашнее интервью дадут. Ты мне, парашник, никто. Сдохнешь – забуду. Косяк завтра упорешь – пришью. Кишки выпущу и подыхать оставлю. Понял?

Неожиданно прогневавший атамана бомж покорно пробормотал:

– Да, смотрящий.

– Спасибо свое засунь знаешь куда? Дурилка картонная. Одно слово – сапог!

Согревшись под одеялом, тоскуя по вечернему стакану водки, бомж уже равнодушно вспоминал только что пережитое. И чего полез с благодарностью? Такие, как он, живут одним принципом. Даже не волчьим – шакальим. «Умри ты сегодня, а я завтра». Исключений нет. Не выживают.

С утра, после завтрака, состоящего из стаканчика горячего кофейного напитка и бутерброда с «Рамой», Серый получил две страницы текста для интервью. Именно это он обязан был озвучить задающему вопросы корреспонденту.

Отравленные, почти убитые суррогатным спиртным мозги упрямо сопротивлялись попытке запомнить, заставляя спотыкаться на каждом предложении. За дело пришлось взяться Пете. Поручив атаману добиться хорошей речи от Серого, распорядитель отправил на интервью первого счастливчика – быстро все затвердившего бывшего школьного учителя.

За ним последовал опять же бывший научный сотрудник какого-то заштатного НИИ.

Дело со скрипом, но продвигалось. Теперь бомж ошибался не больше двух раз за страницу. Запоминанию очень способствовали полные животной злобы глаза смотрящего и болезненные тычки костлявым кулаком в грудь.

– Как он?

Выражение Петиного лица немедленно сменилось на заискивающе-угодливое.

– Намного лучше, господин распорядитель. Вот сейчас только два раза сбился.

– Хорошо. Я отмечу ваше старание.

Распорядитель перевел равнодушный взгляд на Серого:

– На интервью… господин бездомный.

Камера смотрела в лицо. Мучительно стараясь не сбиться, бомж излагал заученные фразы, с трудом улавливая вопросы интервьюера.

– … я жертва тоталитарного режима. Отдав все силы и здоровье армии, был выкинут из служебной квартиры, как только во мне пропала нужда…

– … да, это поощрялось и насаждалось специальными отделами с громадной властью. Они так и назывались – политические. И находились под прямым управлением функционеров КПСС…

– … дедовщину вводили сами офицеры. И среди нас были почти такие же отношения. Любой старший офицер мог заставить меня, капитана, выполнять свою работу. И я заставлял работать за себя лейтенантов. Из этого круга невозможно было вырваться, так действовала вся государственная система…

– … волнения происходили часто. Просто о них не сообщали, бросая на подавление подразделения внутренних войск. Когда открытый протест нового призыва задавливался, начинались самоубийства. Солдат гибло очень много, но все списывалось на несчастные случаи во время учений, никто не понес за это наказания…

– … пили постоянно. Культ пьянства насаждался сверху, эти сцены специально снимали в каждом художественном фильме про армию. Пьяный меньше боится, его не мучает совесть, его можно в любой момент заслуженно подвергнуть взысканию…

Фразу с «заслуженно» заставили повторить четыре раза, добиваясь нужной интонации. Бомж сильно нервничал, понимая, что на кону стоит его жизнь. Но получилось. «Интервью» продолжилось:

– …поймите, невозможно было смотреть на это трезвыми глазами. Тех офицеров, которые сопротивлялись системе, постоянно переводили из части в часть, оставляя на самых низовых должностях. Доходили слухи, что они в итоге исчезали совсем …

– … особые отделы имелись в каждой воинской части. Осведомителей у них было очень много. Наверное, каждый второй. У нас даже шутили: выйдя из-за стола, три офицера бегут докладывать. Один в особый отдел, другой в политический, третий – непосредственному командиру…

– … всегда в подвалах. Нет. У нас этим боялись интересоваться. Если тебя вызвали в особый отдел, можно было уже не вернуться домой. Их офицеры и специально отобранные солдаты всегда ходили с оружием…

– … это было великое облегчение, когда рухнул кровавый тоталитарный режим. Люди ходили по улицам, поздравляли друг друга и плакали от счастья…

– … оказалось, что я совершенно не приспособлен к свободному миру, предпринимательству, рыночным отношениям, не имею профессии, чтобы зарабатывать на жизнь. И склонность к пьянству сыграла свою роль. Таким меня сделала коммунистическая система. И не только меня…

– … благодарен за гуманитарную помощь посланникам свободного мира. Они достали меня из пропасти, в которой я оказался, сделали все, чтобы я снова стал человеком…

И здесь пришлось сделать несколько дублей – операторам нужны были «искренние» чувства. Положение спас распорядитель, подержавший у самого лица бомжа разрезанную луковицу. «Слезы благодарности» удались хорошо.